«Лицеист»

Берлинскую резидентуру советской военной разведки перед нападением Германии на СССР возглавлял Амаяк Кобулов («Захар»). Его квалификация как «профессионального разведчика» откровенно не соответствовала занимаемой им должности.

Кобулов  Амаяк Захарович (1906 – 1955 годы) — руководящий работник советских органов государственной безопасности, генерал-лейтенант. Брат Богдана Захаровича Кобулова – заместитель народного комиссара НКВД СССР (1941 – 1943 годы), НКГБ (1941, 1943 – 1945 годы) и 1-го заместителя министра внутренних дел СССР (1953 год), который входил в ближний круг Лаврения Берии. 26 февраля 1955 года был расстрелян.

Материалы, передаваемые А. Кобуловым в Центр, имели основной целью не вызвать недовольства Л. Берии и полностью отвечали настроениям, которые царили в то время в Кремле, и содержали информацию, которая представляла собой только относи тельный интерес в плане предупреждения о возможной агрессии Германии.
Поначалу протеже Берии посоветовали «глубже вникать» в суть происходящих в Германии событий, а вслед за тем предложили «активи­зировать усилия» по приобретению новых источников информации и даже деликатно советовали «учиться искусству» политического анализа и прогнозирования событий.
В июне 1940 года его вызывали в Москву для серьезного разговора с руководством, однако все было напрасно. Амаяк Кобулов был непробиваем, а его вера в «покровительство Лаврентия Павлови­ча» — безгранична.
Берия лично писал начальнику внешней разведки Фитину:
«Я слышал, что руководство разведки недовольно работой Заха­ра и на него просто махнули рукой.
Быть мо­жет, этой болтовне и не надо придавать значение, но, когда речь идет об ответственных товарищах, с которыми я лично поддерживаю де­ловой контакт, подобные коридорные разговоры не должны иметь место. Прошу принять меры, чтобы положить конец впредь подоб­ным сплетням».
В начале августа 1940 года на стол руководителя советской разведки в Москве легло срочное сообщение «Захара» из Берлина. В нём он сообщал, что через корреспондента ТАСС, сотрудника резидентуры Философова познакомился с хорошо разбирающимся в по­литике эмигрантом-латышом – журналистом газеты «Бриве Земе».
Это был элегантный, высокий, спортивного вида двадцатисемилетний молодой человек с гладко зачесанными назад редкими светлыми волосами. Звали его Орест Берлинке. После того, как представляемая им при МИД Германии газета перестала издаваться, а он сам оказался в «вынужденной эмиграции», Берлинке остался «без гроша в кармане».
Далее Кобулов писал, что Берлинке «трезво оценивает установление советской власти в Прибалтике», производит «весьма благоприятное впечатле­ние» своими манерами и хорошим знанием немецкого языка и готов делиться с Москвой полученной в кругах немецкого МИД информа­цией. «Захар» обещал в ближайшие дни «более обстоятельно» погово­рить с Берлинксом о «перспективах его дальнейшей журналистской деятельности в Германии» и «при удобном случае — завербовать», присвоив конспиративную кличку «Лицеист».
Как окажется позднее, «Лицеист» с самого начала со­общил в пресс-бюро МИД Германии о знакомстве с Философовым и его просьбе информировать о текущих делах. Немцы рекомендо­вали латышу продолжить контакт с русскими и всегда держать их в курсе дела. Они пообещали обеспечивать его информацией, которую «Лицеист» будет передавать «советским друзьям».
Так как сам «Захар» сам почти что не знал немецкого языка, всю работу с «Лицеистом» он проводил через Философова, который использовался в качестве пере­водчика.
15 августа 1940 года из Берлина в Москву ушла очередная телеграмма «Захара». Два слова определяли ее емкое содержание:
«»Лицеист» завербован».
Данная телеграмма заканчивалась предложением «Захара» использовать «Лицеи­ста» для получения секретной политической информации о положе­нии дел в нацистской Германии с выплатой «агенту» существенной суммы в немецких марках ежемесячно.
Получив эту телеграмму, в Центре обеспокоились – было ясно, что «Захар», не изучив личность «агента», его контакты и истинную биографию, осуществил поспешную вербовку…
В Берлин сразу же было направлено строгое указание:
«Поскольку с «Лицеистом» только уста­навливаются отношения и он еще не проверен в деле выполнения наших заданий, предлагаем проявлять разумную осторожность в ра­боте с ним и ни в коем случае не передавать его на связь какому-либо другому оперработнику резидентуры».
Однако случай был особый — информация из Берлина шла «наверх» напрямую, обычно минуя опытных специалистов и аналитиков. Сам Кобулов неоднократно похвалялся этим, в частности и в беседах с «Лицеистом»…
Скорее всего, Сталин, находившийся под влиянием дезинформации о неизбежности предстоящей высадки немецкого десанта на Британ­ские острова, крайне благожелательно воспринимал информацию «Лицеи­ста»..
С помощью латыш­ских друзей буквально в течение не­ скольких дней удалось установить, что «Лицеист» совершенно не русо­фил и уж тем более не «просоветски настроенная личность». Его ча­сто встречали в кругу немецких поселенцев в Латвии, а все его самые близкие друзья были без ума от успехов «великого фюрера».
В Берлин уходит телеграмма с грифом «Вне очереди»:
«Мы получили сведения, что «Лицеист» якобы настроен анти­советски. Будучи в Латвии, старался распространять там идеи нацио­нал-социализма. Сведения получены нами от заслуживающего дове­рия источника. Вам следует иметь их в виду при взаимоотношениях с «Лицеистом»».
Однако Кобулов отмахивался от многократных предупреждений Центра. Таким образом, советское руководство через «Лицеиста» было втянуто в беспрецедентную кампанию дезинформа­ции…
Лишь через 6 лет, в мае 1947 года, стало известно о некоторых деталях дела «Лицеиста». Их раскрыл в ходе допроса Зигфрид Мюллер, с 1937 года служивший в берлинском отделении гестапо. По приказу одного из руководителей РСХА (Главного управ­ления имперской безопасности) он был определен на работу в под­разделение 4-Д, которое проводило специальные мероприятия в отношении иностранцев, аккредитованных в Берлине.
Вот что рассказал Мюллер советскому следователю на допросе 21 мая1947 года:
«Вопрос: А что, гестапо так и не смогло в то время найти подходов к советскому посольству в Берлине?
Ответ: Не совсем так.
Нам удалось установить, что советник со­ветского посольства Кобулов вел в Германии разведывательную работу. Кобулову в августе 1940 года был подставлен агент германской разведки — латыш Берлинке, который по нашему заданию длитель­ное время снабжал его дезинформационными материалами. Берлин­ке говорил мне, что ему удалось войти в доверие к Кобулову, что последний рассказывал Берлинксу даже о том, что все доклады он на­правлял лично Сталину и Молотову.
Очевидно, все это позволило Гитлеру рассматривать Кобулова как удобную возможность для по­сылки дезинформации в Москву, в связи с чем он лично занимался этим вопросом и материалами, предназначавшимися для передачи Кобулову.
Практика была такой: Риббентроп готовил эти материалы, затем докладывал их Гитлеру и только с его санкции материалы передавались агенту Берлинксу, который и доставлял их Кобулову».
О дальнейшей судьбе «Лицеиста» стало также известно из допроса Зигфрида Мюллера:
«После начала наступления немецких войск на Восточном фронте я пришел к полковнику СС, бывшему работнику германской развед­ки Ликусу. Я хотел выяснить возможности дальнейшего использова­ния Берлинкса и познакомиться с его последним отчетом. В докладе Берлинкса излагалось содержание его беседы с Кобуловым, который, по сообщению Берлинкса, утверждал, что советское правительство не хочет войны с Германией.»
Гитлер на донесении Берлинкса красным карандашом лично написал одно слово «лгун», а устно приказал арестовать Берлинкса. По всей вероятности, он, по мнению Гитлера, стал опасным свидетелем закулисной игры, к которой он, Гитлер, также приложил свою руку.
«Вопрос: А был ли Берлинке арестован?
Ответ: Нет, не был. Вопрос об аресте Берлинкса был каким-то образом замят, а потом, как мне известно, его тайно переправили в Швецию, где он продолжал вести разведывательную работу в поль­зу Германии».
Следы «Лицеиста» затерялись…