«Штабист»

Рославль на Смоленщине. Осень 1943 года.
Войска Западного фронта под командованием генерал-полковника В.Д. Соколовского в ходе Смоленско-Рославльской операции 25 сентября освободили город.
В одном из чудом уцелевших домов обосновалась военная комендатура. Длинная очередь военнослужащих и местных граждан стояла на прием к коменданту — седовласому уставшему общевойсковому майору с посеревшим от бессонницы лицом.
Среди ожидавших приема посетителей была и молодая девушка. И вот, когда толпа рассосалась, она во­шла в прокуренную комнату.
— С каким вопросом ко мне? — поднял высоко брови майор.
— У меня живет немец, — краснея и волнуясь, ответила гостья. — Но он целиком наш сторонник, добрый и честный человек, ненавидит фашистов и Гитлера. Он сбежал из части, понимая, что скоро наступит конец Германии …
«Это не по моей части, — подумал старый пехотинец. — На хрен мне возиться еще с этим добропорядочным фрицем и разбираться с их страстями».
Он направил Анну Астафьеву, так представилась девушка, к военным контрразведчикам, которые подчинялись УКР СМЕРШ Центрального фронта. Там в беседе с оперативным работником, старшим лейтенантом Стариновым, девушка «поведала необычную для военного времени романтическую историю».
Она рассказала, как однажды вечером к ней на улице при стали пьяные немецкие солдаты. Случайно оказавшийся поблизости ефрейтор Клаус Биттиг защитил ее и проводил до дома. Потом он несколько раз заходил к ней на квартиру, приносил продукты и помогал деньгами. Так постепенно между ними складывались добрые отношения. Инициатива в глубоком чувстве больше исходила со стороны немца.
— Где сейчас находится Клаус? — естественно, поинтересовался Старинов.
— У меня дома.
— Чем он объяснял побег из части?
— Непринятием гитлеровского режима …
— Кого, кроме вас, он знал в городе?
— Никого … не было у него в Рославле других знакомых.
— Что собирается делать?
 — Устроиться на работу и помогать нашей семье, — ответила Аня Астафьева, участница недавнего рославльского подполья.
Во время беседы, а скорее допроса, у начальника отдела военной контрразведки капитана Москалева ефрейтор Биттиг почти слово в слово подтвердил рассказ своей дамы сердца, дополнительно сообщив, что служил в секретном отделе штаба армейского корпуса.
«Зачем думать и мечтать о журавле, когда у меня синица в руке, — подумал военный контрразведчик. — В случае вербовки и переброски его за линию фронта откроется прямой путь ко многим тайнам гитлеровского армейского командования. Медлить нельзя. Время работает против этой затеи. Германская контрразведка тоже не спит и тщательно будет проверять прорвавшихся своих солдат из окружения».
В то же время он понимал, что в ставке на Биттига есть рискованная компонента — слишком мало он знал о немецком ефрейторе. В приемно-пересылочном армейском пункте для немецких военнопленных ни ему, ни Старинову не удалось найти его сослуживцев. Соседи Астафьевой ничего существенного не добавили к тому, что стало известно контрразведчикам. И все же на имя начальника Управления контрразведки СМЕРШ Центрального фронта генерал-лейтенанта Александра Анатольевича Вадиса была отправлена обобщенная справка на Биттига с замыслом вербовки его и переброски через линию фронта.
С ответом фронтовое управление СМЕРШ не задержалось. Москалев получил на проведение такой операции разрешение, обставленное различными советами о тщательной перепроверке всех объяснений немецкого ефрейтора. А дальше события развивались так: Биттиг охотно согласился на сотрудничество и дал подписку о неразглаwении факта установления негласного контакта с советской военной контрразведкой под псевдонимом «Штабист». По этому случаю на столе появилась бутылка водки и нехитрая армейская закусь.
— А теперь, Клаус, — заметил Москалев, — я предлагаю нам всем троим сфотографироваться.
— Это предложение Биттиг воспринял без энтузиазма…
На второй день троица снова встретилась. Москалев показал сделанную фотографию и попросил на обратной ее стороне еще раз подтвердить советским контрразведчикам свою преданность и готовность выполнить задание.
— Зачем это? — настороженно спросил — ефрейтор.
— Для закрепления нашей дружбы, — улыбнулся капитан.
— Если так, то почему бы и не написать, — кисло проговорил Клаус. С этого момента наступил период интенсивной подготовки «Штабиста» к внедрению в гитлеровский армейский штаб. Ефрейтор, на удивление «педагогов», оказался весьма смышленым и способным учеником.
Решили подготовить два варианта задания, согласовав их с руководством УКР СМЕРШ Центрального фронта.
Первый: после возвращения в часть и получения доступа к секретным планам гитлеровцев «Штабист» должны снять копии важных документов и с ними перейти линию фронта. Но здесь была одна зазубрина — агент совершенно не знал русского языка, а без этого пройти почти полсотни километров по незнакомой местности дело рискованное, если не несбыточное и невозможное.
Второй: после возвращения в часть и получения доступа к секретным планам гитлеровцев он должен снять копии важных документов и всю собранную информацию передать через связника.
Именно на этом варианте стал настаивать смышленый агент «Штабист». Это еще более усилило подозрения чекистов о возможной подставе со стороны гитлеровской разведки. Вот уж действительно, чем меньше мы знаем, тем больше выказываем подозрений. А знали армейские чекисты о немецком ефрейторе очень мало. Вокруг «Штабиста» была абсолютная пустота, не за что было зацепиться.
После беседы с Биттигом Москалев возвратился к себе в кабинет и в который раз стал внимательно перечитывать материалы дела на перебежчика, пытаясь найти важную зацепку, которая бы привела к раскрытию хитроумного плана, возможно, задуманного немецкой разведкой.
«Если Клаус враг и осел в городе для сбора информации о наших войсках, — размышлял Москалев, — то у него должен быть связной, который забирал бы у агента секретные материалы и передавал немцам по радио или курьерским способом через линию фронта».
Если это так, то надо искать затаившегося недруга в городе. Но ведь проверка указанных Астафьевой адресов, где она видела Бипига, тоже ничего не дала. Хозяева пяти квартир не вызывали никаких подозрений, а в двух других жильцы отсутствовали.
Старинов решил переговорить с солдатами из комендатуры, задержавшими ефрейтора, в надежде, а вдруг что-нибудь прояснят они. Сомнения у него росли, ширились и, наконец, после встречи с бойцами превратились в навалившийся огромный ком полного недоверия к немцу.
И вот подчиненный в кабинете Москалева. Ни слова не говоря, Старинов выложил на стол начальнику кучу вещей, среди которых оказался фотоаппарат.
— Что это и откуда они у тебя? — непонимающе спросил капитан.
— Отобрал, вернее, предоставили наши солдаты.
— Не понимаю… Какие? И какое имеют отношение эти предметы к нашему главному делу? — чуть строже спросил Москалев.
— Прямое, самое прямое, — он назвал хозяина кабинета по имени и отчеству, чего раньше никогда не делал, и на лице старшего лейтенанта расплылась довольная улыбка.
— Это вещи, которые шустрые «комендачи» экспроприировали у нашего Клауса при задержании.
— Вот как?
— Да-да, пришлось немного постращать наших мародеров, так они все забранное у немца и принесли мне, — с охотой докладывал подчиненный своему начальнику. — Кроме всего прочего, еще одна новость — в одном из двух пустовавших домов неожиданно появились жильцы.
— Что ж, интересно, интересно … Надо хозяина дома хорошенько проверить через наших коллег, кто он и как характеризовался до войны.
— Я навел справки. Перед войной он уже попадал в поле зрения органов госбезопасности, но последующие события, связанные с войной, помешали провести проверку до конца.
Подозрения Москалева начали оправдываться.
— Надо хорошо проработать адрес появившихся хозяев, — приказал начальник отдела оперативнику, а сам занялся с Биттигом подготовкой к заданию. Тот был возбужден и с трудом сдерживал волнение: ведь завтра предстояла его заброска в немецкий тыл.
Москалев, прежде чем пригласить Биттига в кабинет, разложил на столе некоторые вещи «Штабиста», в том числе и фотоаппарат. Когда немец зашел в помещение, то, увидев фотоаппарат, слегка побледнел, но быстро справился с волнением. В дальнейшем разговоре с советским контрразведчиком он стал энергично отвергать связь с гитлеровской разведкой. Самозащиту строил на слабых доводах и трудно проверяемых аргументах. Испарина на лбу и бледность лица, чередуемая с покраснением ушей, выдавали в нем процессы глубокого волнения.
А тем временем Старинов, работая по адресу, выяснил интересные подробности о хозяине дома. Им оказался некий чех — Рудольф Гочекаль, попавший в русский плен еще в годы Первой мировой войны и оставшийся затем проживать в приютившей его России. Он был тут же доставлен в отдел контрразведки СМЕРШ, где, поняв сложившуюся ситуацию, явно провальную для своего агента, не стал долго запираться.
Гочекаль признался в причастности к германской разведке, сообщив, что начал работать на гитлеровскую спецслужбу с 1936 года. Перечислил ряд выполненных им перед войной шпионских заданий. Последнее из них касалось организации связи с Биттигом, который был специально оставлен на советской территории для сбора развединформации.
Агента арестовали. На следующий день Москалев и Старинов решили допросить немецкого агента. Когда Биттиг вошел в кабинет, то увидел в углу странную фигуру человека с нахлобученной на лоб черной шляпой с большими полями.
— Проходите и садитесь, — предложил стул военный контрразведчик недавнему «Штабисту».
— Благодарю, — испуганно, как будто ожидая нового удара в своем разоблачении, по-змеиному прошипел Клаус.
Москалев выдержал некоторую паузу, затем вытащил из ящика большую фотографию и спросил:
— Взгляните, вы знаете этого человека?
Биттиг посмотрел на фото, его бросило в жар из-за понимания, что игра с чекистами окончательно проиграна. Это был портрет Гочекаля.
В это время за спиной немецкого разведчика раздались шаги, и появился сам Гочекаль. Проигрыш стал очевиден, а поэтому Биттиг заговорил на хорошем русском языке.
О разоблаченном немецком лазутчике в Центр полетела шифротелеграмма:
«Оперсоставом УКР СМЕРШ НКО Центрального фронта был разоблачен агент немецкой разведки обер-лейтенант отдела 1 Ц армейского корпуса Клаус Биттиг, который по заданию начальника разведотдела капитана Виккопфа пытался осесть в тылу Красной Армии в городе Рославль Смоленской области для сбора шпионской информации».
Обескураженный быстрым разоблачением немецкий разведчик много чего интересного рассказал чекистам. Он поведал о структуре своего отдела, имеющейся на личной связи агентуре и дал установочные данные на ряд своих сослуживцев.