«Дело 7 апреля» — так была закодирована операция по секретным советско-финским переговорам в 1938 году.
В архиве СВР обнаружены документы, из которых следует, что в 1938 году по личному указанию Сталина советская внешняя разведка установила секретные контакты и вела переговоры с высшим руководством Финляндии. Данные о ходе советско-финских переговоров поступали из Хельсинки лично Сталину. О них в полной мере не знало даже руководство внешней разведки СССР...
Супруги Рыбкины весной 1938 года вернулись из Финляндии, где находились 3 года: Борис Аркадьевич — руководителем «легальной» резидентуры под прикрытием должности второго секретаря посольства с дипломатическим паспортом на имя Б.Н. Ярцева, Зоя Ивановна — заместителем резидента под «крышей» заведующего отделением «Интуриста».
Через некоторое время Борис Аркадьевич был принят лично И.В. Сталиным. По словам Сталина, Б.А. Рыбкину предстояло встретиться с премьер-министром Финляндии для ведения секретных переговоров. Было очень немаловажно, чтобы о них вообще никто не знал. Главной целью этих переговоров должно быть достижение соглашения о переносе советской границы на Карельском перешейке подальше от Ленинграда.
В ходе беседы Рыбкин заметил, что финны очень тесно связаны с немцами и едва ли захотят вести такие переговоры. Сталин, выпустив из трубки дым, произнес, что их необходимо заинтересовать в этом деле, предложив, скажем, обмен территориями, дать даже больше, чем они смогут уступить. В срединной части страны у финнов вырублен почти весь лес, деревообрабатывающие заводы страны стоят. Надлежит обещать им дополнительные поставки леса.
Сталин поинтересовался у Молотова и Ворошилова, которые находились при этой беседе, не поручить ли переговоры Рыбкину? Оба руководителя утвердительно кивнули.
Затем, выдержав паузу, Сталин сказал, что посол и советник будут отозваны в СССР, а Рыбкин автоматически станет временным поверенным в делах, получив, таким образом, возможность установить контакт с руководством Финляндии.
Прибыв в Финляндию, Рыбкин позвонил в Министерство иностранных дел и попросил соединить его с министром Рудольфом Холсти.
Тот на предложение Рыбкина-Ярцева срочно принять его и обсудить наедине в высшей степени конфиденциальный вопрос, сначала замялся, однако затем назначил встречу.
Холсти не без любопытства взглянул на вошедшего Ярцева и предложил ему кресло у круглого стола, на котором скоро появились небольшие чашечки с кофе.
— Нам предстоит, господин министр, обсудить важную проблему улучшения отношений между Финляндией и Россией с учетом складывающейся в Европе, и особенно в ее северной части, обстановки. Я наделен для этого исключительными полномочиями моего правительства.
— Не сомневаюсь в этом, иначе вы бы не пожаловали в мой ка инет.
— Господин министр, непреложным условием таких переговоров должна быть их абсолютная тайна.
— Нельзя не согласиться и с этим, тем более если с вашей стороны последуют конкретные предложения.
Разговор был трудный, да и о многом Ярцев обязан был временно умалчивать. Однако он заявил: в Советском Союзе уверены в том, что гитлеровская Германия вынашивает настолько далеко идущие планы против России, что представители экстремистски настроенной части германской армии могут осуществить десантную высадку на территории Финляндии для последующего нанесения удара по Советскому Союзу. Советскую сторону интересует вероятная реакция финнов в случае возникновения подобной ситуации. По мнению советских компетентных органов, Финляндия могла бы ответить на нарушение ее нейтралитета практически двумя путями.
— Не знаю, достоверны ли ваши источники. Но с интересом ожидаю услышать, что вы приписываете нам, финнам.
— Только то, что вытекает из конкретных и проверенных фактов. Прежде всего, можно предположить, что Финляндия, превратно истолковывая свои национальные интересы, выступит вместе с Германией и не будет препятствовать развертыванию военных действий со своей территории против Советского Союза.
Не буду делать тайны из того, как Россия поступит в этом случае. Вы понимаете, господин министр, что я анализирую возможные варианты развития событий.
— Я ценю вашу откровенность, господин Ярцев. Что же нас ожидает впереди?
— Хочу вас заверить, что в России не будут сидеть сложа руки и ждать, когда немецкие воинские части появятся под Ленинградом. Советскому правительству ничего не останется, как бросить свои вооруженные силы как можно дальше, в глубь территории Финляндии, и там развернуть оборонительные бои против немцев.
— Малоприятная перспектива.
— Но, господин Холсти, Финляндия, возможно, пожелает оказать сопротивление высадке немецкого десанта. В этом случае советское правительство окажет всяческую поддержку. Например, Россия выделит необходимую экономическую и военную помощь, примет на себя обязательства вывести свои вооруженные силы с финской территории по окончании войны. При развитии политического сотрудничества между обеими сторонами Советский Союз мог бы серьезно расширить двусторонние экономические связи. Он располагает практически неограниченными возможностями закупать в Финляндии ее промышленную продукцию, в особенности целлюлозу, а также сельскохозяйственные товары для снабжения в первую очередь Ленинграда.
— Весьма заманчиво, господин Ярцев, но вы не учитываете внешние обязательства Финляндии перед ее друзьями, соседями и симпатизирующими странами.
— Наши предложения не наносят ущерба третьим странам. Напротив, они нацелены на укрепление мира в регионе.
— Понимаете ли вы, господин Ярцев, что у финнов есть свой внешнеполитический курс, проводимый нынешним правительством? У вас должны быть очень веские аргументы и конкретные предложения, чтобы заставить финнов пересмотреть внешнюю политику страны.
— Я не закончил, господин министр. Известно, что с начала 30-х годов в Финляндии поднялась волна «лапуаского движения» — финской разновидности фашизма. В его программу включены антисоветская демагогия, агитация за создание «Великой Финляндии», в которую войдут Ленинград и вся Карелия. Всякие попытки советской стороны к улучшению отношений с Финляндией члены «лапуаского движения» встречают враждебно. Не исключаете ли вы, господин министр, что финские фашисты способны поднять мятеж и сформировать новое прогерманское правительство, которое окажет поддержку планам и намерениям немцев? Достаточно лишь небольшой утечки информации о наших переговорах, чтобы фашистские элементы в Финляндии и их друзья за рубежом попытались организовать путч.
— Вы в этом уверены?
— Это все, что я пока могу сказать, господин министр иностранных дел. Готовы ли вы продолжить переговоры по затронутым мною вопросам, не обращаясь к полпреду Деревянскому и первому секретарю Аустрину?
— Господин Ярцев, я не могу самостоятельно принять решение о продолжении переговоров, не получив санкции моего президента. Я доложу ему о нашей беседе. Но предварительно хочу задать уточняющие вопросы.
— Господин министр, начинать надо с главного, с сути вопроса, а детали мы позднее подробно обсудим. Я не говорю «прощайте», господин Холсти, я уверен — до скорой встречи.
Полученную от Ярцева информацию долго обсуждали премьер-министр Каяндер и министр Холсти. Вопрос стоял так: стоит ли разменивать нейтралитет Финляндии на «военно-политический альянс» с СССР, обостряя отношения с Францией, Англией, Германией, а также Швецией и Норвегией, которых вряд ли обрадуют советско-финляндские договоренности?
В итоге было принято решение потянуть время и собрать побольше информации.
Рыбкин же после встречи с Холсти вылетел в Москву для личного доклада Сталину, а затем вернулся в Хельсинки через Стокгольм.
Через два месяца после визита Рыбкина к министру иностранных дел Холсти, премьер Каяндер принимает решение встретиться с ним и услышать, что еще обещают русские Финляндии. Такая встреча состоялась 11 июня 1938 года.
— Финляндия — нейтральная страна, и путь военных альянсов не для нее, — патетически произнес Каяндер. — Суоми не позволит никому нарушать ее нейтралитет и территориальную целостность, господин Ярцев.
— Не сомневаюсь в ваших благородных намерениях, господин премьер-министр, — сказал Ярцев. -Только каким образом Финляндия защитит себя, действуя в одиночку?
— Если война, которой финны не желают, все же разразится, то финский народ сохранит твердость духа и сделает все от него зависящее для спасения отечества. Обращаю ваше внимание, что Финляндия в равной мере выступает против использования ее территории любыми крупными державами и надеется, что СССР со своей стороны так же будет уважать неприкосновенность финской территории.
Хорошо понимая, что Каяндер хочет увести беседу в сторону от основных проблем, Ярцев-Рыбкин произнес с любезной улыбкой:
— Господин Каяндер, вы отлично знаете, кто проводит политику агрессии, а кто выступает против нее. От имени советского правительства заявляю вам, что если Советский Союз получит твердые заверения, а не просто обещания в том, что немцам не будут предоставлены опорные пункты в Финляндии, а она сама не будет использоваться в качестве плацдарма в войне против России, то русские немедленно гарантируют неприкосновенность территории Суоми.
Однако Каяндер, как опытный политик, Каяндер предпринял попытку закрыть неудобный вопрос и выдвинул встречный вариант.
— Иногда цель достигается скорее, если к ней продвигаются окольными, но более надежными путями. Например, было бы важно стимулировать финско-советские торговые переговоры, приближаясь к общей цели и взаимопониманию.
— Торговое соглашение между СССР и Финляндией, господин премьер-министр, будет заключено, если политические отношения наших стран будут ясны и определенны. Без подписания политического договора и принятия конкретных обязательств сторонами это вряд ли осуществимо.
Господин премьер-министр, сегодня нам, по-видимому, нечего добавить к уже сказанному и разговор лучше продолжить в следующий раз, но не в будущем году!
— Согласен с вами, господин Ярцев.
Дальнейшие переговоры с Ярцевым премьер-министр Каяндер поручил вести члену кабинета Таннеру, который временно исполнял обязанности министра иностранных дел в связи с отъездом последнего в Женеву на конференцию Лиги Наций.
Таннер на переговорах с Ярцевым продолжил почти прежнюю линию. Ярцев написал шифртелеграмму Сталину, в которой докладывал, что финны упорно сопротивляются заключению военного договора. Уже третьему высокопоставленному лицу финского кабинета — Таннеру — поручено вести с ним переговоры, что практически означает проволочку.
30 июня и 5 августа 1938 года состоялись очередные встречи Ярцева с Таннером. Советский разведчик опять-таки в сжатой форме охарактеризовал ситуацию, вероятные позиции Финляндии в складывающихся обстоятельствах и реакцию на это советской стороны. Безопасность Суоми и выгоды торгово-экономических отношений с СССР советское правительство гарантирует, если финны пойдут навстречу пожеланиям Москвы.
11 августа 1938 года Ярцев еще раз встретился с Таннером. Разведчик передал ему, что Москва считает необходимым провести обсуждение вопросов, дополнительно выдвинутых финнами, в Москве и просит уточнить состав финской делегации. Он еще раз напомнил, что обсуждение значимых и взаимовыгодных вопросов в Москве будет эффективным, если предварительно удастся решить главный вопрос — о военно-политическом сотрудничестве.
— Что же, господин Ярцев, вы нам конкретно предлагаете?
— По-моему, я недвусмысленно высказывался на этот счет. Если финское правительство не считает, что оно может в настоящее время заключить полномасштабное секретное соглашение с Россией, то Москву удовлетворило бы закрепленное в устной форме обязательство Финляндии быть готовой к отражению возможного нападения агрессора и с этой целью принять военную помощь СССР.
Сооружение фортификационных укреплений на Аландских островах необходимо с точки зрения безопасности Финляндии. Однако укрепления на островах не меньше нужны и для обеспечения безопасности Ленинграда. Это очевидно, и Москва может дать свое согласие на укрепление Аландских островов, если СССР будет предоставлена возможность принять в этом деле участие, а также если будет позволено направить туда своего наблюдателя, контролирующего ход инженерно-оборонительных работ и последующее использование крепости по ее назначению. Разумеется, деятельность этого наблюдателя должна носить секретный характер.
Таннер молчал.
— В Москве также надеются, — продолжал Ярцев, — что финское правительство позволит СССР сотрудничать с Финляндией в использовании военно-морской и авиационной базы на Сур-Сари (остров Гогланд).
В ответ Таннер не произнес ни звука.
— СССР гарантировал бы нерушимость нынешних границ Финляндии, прежде всего морских, — подчеркнул Ярцев. — В случае необходимости оказал бы финнам помощь оружием на выгодных условиях. Он пойдет на подписание взаимовыгодного торгового соглашения с Хельсинки, что стимулировало бы в дальнейшем развитие ее промышленности и сельского хозяйства.
— Минуту, господин Ярцев, — вцепился в собеседника Таннер. — Что такое «русская военная помощь»?
— Попробую объяснить. Я не имею под этим термином в виду ни посылку советских вооруженных сил в Финляндию, ни какие-либо территориальные уступки с ее стороны. Как видите, господин Таннер, советская сторона сделала некоторые выводы из предыдущих замечаний финнов и пошла им навстречу.
Таннер с удовлетворением кивнул головой.
— Моя личная точка зрения относительно сделанных вами, господин Ярцев, комментариев такова, что Финляндия вряд ли их примет, — глухо произнес он. — Впрочем, я обязан доложить о них руководству.
После встречи с премьером, действуя в соответствии с полученными распоряжениями, которые предполагали скорейшее начало торговых переговоров, Таннер пригласил Ярцева в МИД и сообщил ответ Хельсинки на предложения советского правительства от 11 августа.
— И это все, господин Таннер? Ради этого вы пожертвовали своим временем и приняли меня?
— На что же вы еще могли рассчитывать, Ярцев?!
Ярцев направился к выходу из кабинета Таннера, однако вдруг остановился на пороге и слегка покачал головой.
15 сентября 1938 года Таннер снова принял Ярцева. По словам Таннера, финская сторона еще раз проанализировала советские предложения и опять-таки подтвердила свое отрицательное отношение к сооружению военных баз иностранными государствами на Балтике.
— Мы не захлопываем дверь и не свертываем секретные переговоры, господин Ярцев. Финны даже готовы закупать у России такие виды вооружения, в которых они могут нуждаться, если их качество и цена будут приемлемыми.
«Кажется, это первая мелкая уступка финнов, чтобы подсластить горькую пилюлю отказа от полномасштабного военного сотрудничества», — подумал разведчик.
— Что касается укрепления Аландских островов и острова Гогланд, — решительно произнес Таннер, — то финское правительство отклоняет эти предложения без каких-либо встречных соображений.
О результате Рыбкин проинформировал Москву, получив в ответ — пока не следует выступать за прекращение переговоров, а всю ответственность за их неудачу пусть возьмет на себя Финляндия.
В середине октября 1938 года министр иностранных дел Р. Холсти, только что вернувшийся из Женевы, вызвал к себе Ярцева и сообщил, что в Женеве в присутствии наркоминдела М.М. Литвинова и министра иностранных дел Швеции Сандлера была достигнута договоренность о том, что вопрос об укреплении Аландских островов обсудят участники договора 1926 года об их демилитаризации (в их числе были немцы, англичане, французы, итальянцы и многие другие, но не было русских). Финский министр подчеркнул также, что это, по сути, является «исчерпывающим аналитическим» ответом Хельсинки.
В Москве получили информацию и отчет разведчика о его последней встрече с Холсти. Рыбкин выехал в Центр, чтобы при необходимости выступить в роли эксперта и для получения дальнейших инструкций.
Несмотря на кажущуюся безрезультативность секретных переговоров Рыбкина с представителями руководства Финляндии, ему, тем не менее, удалось втянуть финнов в деликатный обмен мнениями и довести до их сведения позицию советского правительства.
7 декабря 1938 года финская делегация была дважды принята наркомом внешней торговли СССР А.И. Микояном. Проект торгового соглашения согласовать не удалось, так как позиции сторон слишком отличались…