Дональд Маклин: первые шаги

Сегодня мы расскажем об одном из лучших и цен­нейших советских разведчиков, который позднее вошел в так назы­ваемую «кембриджскую», или «великолепную», пятерку. Его имя, как и имя Кима Филби, широко известно во всем мире — Дональд Маклин.
Дональд Маклин, родившийся 25 мая 1913 года, был выходцем из семьи, которая принадлежала к кругам лондонской политической элиты и имела широкие связи в правительственных кругах. Его отец — Дональд Маклэйн — был членом либеральной партии и послевоенного ка­бинета (занимал должность министра просвещения в 1931 – 1932 годах).
Дональд Маклин учился в Кембриджском университе­те —  на факультете современных языков в колледже Тринити-Холл. Со своими друзьями-единомышленниками он задумывался над острыми проблемами современного мира, живо искал свое место в поли­тической борьбе. Примкнув к подпольной коммунистической сту­денческой ячейке, энергично участвовал в ее работе, в одно время даже был ее секретарем.
Филби характеризовал Маклина как феноменально способного и убежденного в своих антифашистских взглядах челове­ка. В Кембридже он получил диплом с отличием по иностранным языкам и собирался держать экзамен на должность в Министерст­ве иностранных дел Великобритании.
А.М. Орлов (псев­доним Швед), в то время бывший резидентом советской нелегальной резидентуры в Лондоне, решил привлечь Маклина к сотрудничеству и поручил это Арнольду Дейчу. В 1939 году Арнольд Дейч, описывая историю создания кемб­риджской группы, вспоминал:
«У Шведа был план привлечь «Вайзе» (Дональда Маклина – авт.) и «Медхен» (Гая Берд­жесса. — авт.) через «Зенхен» (Филби. — авт.). «Зенхен» получил указание поговорить с «Вайзе»:
а) установить его возможности и связи;
б) узнать, готов ли уже «Вайзе» отказаться от активной партий­ной работы и, как и «Зенхен», начать с нами работать.
«Зенхен» выполнил наше поручение с положительным результа­том для нас. «Вайзе» изъявил свою готовность».¹
Однако события, описанные Дейчем в нескольких строчках текста, в реальности происходили не настолько гладко. В августе 1934 года в один из приездов Маклина в Лондон Ким Филби пригласил его к себе в гости. Когда зашел разговор о партийной работе, Филби спросил, как его друг собирается вести ее в Министерстве иностран­ных дел, куда он хотел поступить на службу.
— Если ты будешь продавать там газету «Дейли уоркер», то не ду­маю, что долго продержишься. Но ты можешь вести там специальную работу.
И Филби объяснил, что он имеет в виду. Маклин задал только один вопрос:
— Ты имеешь в виду советское правительство или Коминтерн?
— Честно говоря, я не знаю. Но люди, с которыми я имею дело, занимают очень важные посты, работают в очень серьезной организации и связаны с Москвой.
Маклин задумался на минуту и спросил, можно ли ему посовето­ваться со своим большим приятелем Джеймсом Клугманом.
— Если ты это сделаешь, то можешь забыть о нашем разговоре, — ответил Ким.
Через два дня Маклин сказал Филби:
— Я согласен.
26 августа 1934 года нелегал Игнатий Рейф, временно заменявший резидента Орлова, теле­графировал в Центр о результате беседы Филби с Маклином, который с тех пор стал именоваться в секретной переписке «Вайзе».
Из-за отсутствия  в течение длительного времени — с июня 1934 года по ян­варь 1935 года — почтовой связи между лондонской резидентурой и Центром  Москва имела крайне неясное представ­ление о работе с членами будущей кембриджской группы. Центр осторожно ответил: «От прямой связи воздержаться до проверки и выяснения его возможностей. Использовать пока через «Зенхен»».
18 сентября 1934 года Орлов вернулся в Лондон и, оценив си­туацию, самостоятельно принял решение об установлении непосред­ственного контакта с «Вайзе». Это дело было поручено Марру, кото­рый успешно провел первую встречу с Маклином в октябре 1934 года. В ноябре об этом докладывалось в Центр:
«С другом «Зенхен» — «Вайзе», о котором мы вам писали, мы связались. Он совершенно прекратил свои связи с земляками (имеются в виду коммунисты) и стал членом общества высших кругов … Его связи исключительны, и возможно, что он получит хорошую долж­ность».
В феврале 1935 года Марр был вынужден покинуть Лондон, поэтому контакты с «Вайзе», учитывая его ценность и перспектив­ность как источника, взял на себя Орлов. Мак­лин в то время был занят, в основном, подготовкой к сдаче экзаменов на поступление в Министерство иностранных дел Великобритании, учился на специальных подготовительных курсах. Но Центр не был доволен его работой только на перспективу, хотя и чрезвычайно соблазнительную, и в начале 1935 года дал указание А.М. Орлову:
«Необходимо использовать «Вайзе» даже тогда, когда он еще не получил интересующую нас должность. Пришлите свои конкретные соображения».
Орлов через некоторое время сообщал в Центр:
«»Вайзе» готовится к экзаменам по МИД.
а) стал членом Women’s club, где сосредоточены женщины, преимущественно секретарши министерств и политорганизаций;
б) познакомился там с секретаршей жены Саймона (МИД);
в) подружился с сотрудником МИД  Шакбергом. Последний, сам работая по Испании, не интересен, но через него он встречается со служивой публикой из МИД;
г) через американского журналиста познакомился с сотрудником МИД Стречером. Из 2-х источников подтверждается связь С. с секретным отделом;
д) познакомился с неким Craw Hunt, также сотрудником секрет­ного отдела МИД».
Центр отреагировал на сообщение Орлова письмом от 7 марта 1935 года, в котором излагалась концепция работы Маклина на будущее так, как она виделась в Москве:
«… О «Вайзе».
Ваше сообщение о нем чрезвычайно нас удовлетворяет. В отно­шении его наша основная установка: проникнуть через него в МИД. Просим направлять свою работу с ним неуклонно и твердо по этому направлению, поскольку «Вайзе» благодаря своим связям имеет реальные возможности добиться своего назначения в МИД. Его новые связи, в особенности Шакберг и Стречер, поскольку они являются сотрудниками секретного отдела МИД, чрезвычайно интересны для нас.
Наше общее замечание о «Вайзе»: он, несомненно, перспектив­ный источник, заслуживающий особенного внимания к себе, тем бо­лее что, судя по Вашим сообщениям, он действительно расположен к нам и работает не из-за материальных выгод. Последнее обстоя­тельство, естественно, не следует расценивать как наше указание на то, чтобы Вы не платили ему, тем более что, вероятно, ему необходи­ма будет материальная поддержка в связи с тем, что он устраивается в МИД».
Маклин был готов к тому, чтобы выполнить свою главную задачу — поступить на работу в МИД Великобритании, однако для этого было мало успеш­но сдать вступительные экзамены. В такой кастовой системе, как бри­танская государственная служба, дополнительной гарантией и даже необходимостью были соответствующие рекомендации. Маклин при­ложил все свое старание для того, чтобы получить их, и достиг успеха в этом на самом высоком уровне.
Марр, уже вернувшись в Москву, в своем от­чете о работе в Лондоне писал:
«Так как Болдуин (консерватор, в 1923-1929 и в 1935-1937 годах был премьер-министром Великобритании. — авт.) является личным другом семьи Маклина, то матери «Вайзе» удалось получить письмо от него (письмо я лично видел), в котором он пишет, что всеми сила­ми поможет «Вайзе» пойти на дипломатическую карьеру. В письме упоминается, что соответствующее лицо в МИД поставлено им, Болдуином, в известность, что он лично заинтересован в продвижении «Вайзе»».
В октябре 1935 года Маклин был принят на работу в Форин офис на должность третьего секретаря Западного отдела министерства, которое ведало отношениями Велико­британии с Францией, Голландией, Бельгией, Ис­панией, и делами Лиги Наций. Советский Союз в то время находился в ве­дении Северного отдела МИД. В этом отделе у Маклина был друг по фамилии Лебуше, который мог бы, по его словам, помочь с переходом туда, но это было бы непросто.
К тому времени он уже знал, что работает не просто на антифашистскую организацию, а, по словам Марра, «явля­ется агентом Союза, и еще с большим желанием отдался нашей рабо­те». Для «Вайзе» начался долгий период подпольной жизни и труда.
В Форин офис был установлен порядок, по которому все входящие документы поступали вначале к секретарям отделов и вслед за тем, уже после обработки, докладывались чиновникам более высокого ранга — заместителям и начальникам отделов. При этом каждый второй или третий секретарь имел свободный доступ к материалам своих коллег. Можно было даже брать секретные документы для работы на дом!
В начале 1936 года «Вайзе» принес на встречу с А. Дейчем первую пачку секретных документов. Со временем их поток и ценность стали расти.
Принявший на себя с апреля руководство нелегальной лондонской резиден­турой «Манн» (Теодор Малли), 24 мая 1936 года сообщал в Центр:
«Пришел вечером «Вайзе», принес огромную пачку докладов … Мы сняли только часть (обозначена W — это от «Вайзе»), т.к. у нас вышли пленки, а сегодня воскресенье, да еще ночь. Хотел вынести бюллетень «Милитари интеллидженс» — не удалось сегодня. На Троицу он должен остаться в городе, надеемся, что сможет принести больше и того, что он еще до сих пор не сумел вынести».
Малли, высоко оценив способности и возможности Маклина, пришел к выводу о необходимости выделе­ния работы с ним в самостоятельную линию. Это было бы и безопас­нее, и эффективнее. Он бомбардировал Центр депешами:
«Опять подчеркиваю Вам, что «Вайзе» нужно будет выделить в изолирован­ную линию».
На это Центр отвечал:
«Берегите «Вайзе» как зеницу ока. Уделяйте ему максимальное внимание и осторожность».
Тем не менее, Дональд Маклин систематически встре­чался с Малли или Дейчем и передавал им пачки важнейших доку­ментов, которые проходили через его отдел в Форин офис. Эти документы фотографировались на квартире курьера резидентуры «Герты» и возвращались ему таким образом, чтобы на следующий день он мог положить их на место. На тот случай, если очень ценные документы попадут к нему только на несколько часов, Малли передал ему фотоаппарат, чтобы Маклин мог переснять их сам.
Кроме этого Маклин был не просто передаточным звеном в цепочке «МИД Великобритании — советская разведка». Он сам имел большие связи, осознавал и анализировал получаемую информацию. Особенный интерес представляли поступавшие от него сведения о постановке шифро­вального и дешифровального дела в Форин офис. Маклин, в частности, сообщил, что англичане читают все телеграммы Коминтерна, а также дешифруют аме­риканские и немецкие шифртелеграммы.
В особенности был интересен при­ем, которым пользовалась английская дешифровальная служба, пытавшаяся расшифровать советский дипломатический шифр. Маклин писал, что с этой целью в британском парламенте инспирировался какой-нибудь запрос, касавшийся Советского Союза. На него, естественно, давался ответ английского правительства. Дешифровальщики при этом надеялись, что текст вопроса и ответа буквально будут пере­даны советским посольством в Москву шифртелеграммой. Так как шифрпереписка шла по открытым каналам и перехватить ее не представляло большого труда, то обращалось особое внимание на все шифртелеграммы, которые были отправлены прямо после запроса и ответа в парламенте. Далее путем наложения известного текста на зашифрованный англичане пытались проникнуть в тайны советского шифра. Однако, по словам Маклина, советский шифр английская сторона так и не раскрыла…
Была польза и для советской контрразведки, так как по инфор­мации, которая поступала в английский МИД, можно было вычислить ее источники. Так было установлено, что в Народном комиссариате иностранных дел действует английский агент и что в окружении известного деятеля международного коммунистического движения Мюнценберга также имеются агенты британской контрразведки.
Весной 1938 года Центр осуществил идею Теодора Малли о выделении работы с Маклином в отдельную линию. К сожалению, к тому моменту Малли уже не было в живых…
В то время в нелегальную рези­дентуру в Лондон прибыла молодая разведчица Норма, снявшая подходящую квартиру и быстро освоившаяся в этом большом городе. Ее единственной оперативной задачей было поддер­жание связи с «Лириком», как тогда именовался Маклин в оператив­ной переписке. Она была пятым по счету советским контактом Дональда Маклина, что по законам конспирации для четырех с небольшим лет ра­боты слишком много, однако такой была действительность тех лет.
Норма получила разрешение Центра на установление связи с Маклином 4 апреля 1938 года, а уже через шесть дней новый резидент со­ветской разведки в Лондоне Сэм телеграфировал в Москву:
«Связь Нормы с «Лириком» установлена».
Далее началась повседневная разведыва­тельная работа — Маклин приносил документы Форин офис на квар­тиру Нормы, где она их фотографировала, и после этого уносил с собой. Норма же, в свою очередь, передавала пленки Сэму.
Вскоре их совместная работа переросла в близкие отношения.
Летом 1938 года Дональд написал и передал через Норму письмо в Центр. Когда его вскрыли в Москве, то обнаружили сюрприз: письмо было подписано оперативным псевдонимом Маклина — «Лирик». По правилам конспирации Маклин не должен был знать свой псевдо­ ним. В Лондон последовала директива разобраться, в чем тут дело.
Сэм на очередной встрече с Нормой спросил ее, как случилось, что Маклин зна­ет свой псевдоним. Та призналась, что они влюблены и она назвала другу свой и его псевдонимы. Норма жалела о своем легкомысленном поступке, а Центр не знал, что делать. С трудом налаженная линия свя­зи оказалась под угрозой. Наконец решили оставить все как есть, но сменить псевдонимы Норма и «Лирик» на Ада и «Стюарт».
Летом 1938 года Маклин доложил, что в скором времени выедет в Париж, где будет работать в качестве второго секретаря посольства Великобритании. Встал вопрос о том, как наладить с ним связь во Франции. Ада ужасно волновалась, что ее, помня прежний проступок, со «Стюартом» в Париж не направят, однако Центр, решив, что создавать но­вую линию связи для Маклина было бы сложно, а разлука молодых людей нанесла бы им тяжелый душевный удар, приказал Аде в авгу­сте 1938 года собираться в Париж.
«Норма приехала в Париж работать со мной, — писал Маклин в автобиографии, — и продолжала ра­ботать до моего отъезда вместе с посольством в июне 1940 года».
Понимая, что  в Париже его потенциал получать информацию стал значи­тельно меньше, Маклин очень переживал. Кроме того, ему, замкнутому по натуре, пришлось  включиться в светскую жизнь, что очень его тяготило.
В январе 1940 года Ада условным сигналом попросила о срочной встрече со своим вышестоящим контактом, советским разведчиком в Париже Фордом. После встречи Форд сообщил в Центр:
«На свидании Ада сообщила следующее: За последнее время она заметила, что «Стюарт» сблизился с какой­ то женщиной, хотя сам он об этом ничего Аде не говорил. Заметив ряд перемен в его поведении и комнатной обстановке, Ада решила прямо спросить об этом «Стюарта». Последний был удивлен, что Ада знает об этом, и признался, что интимно сблизился и любит молодую американку… Эта американка — Мелинда Марлинг — либеральных взглядов, дочь состоятельных родителей, живущих в Америке, без особого интереса к политике. «Стюарт» признался Аде в том, что сообщил Мелинде Марлинг о своей принадлежности к компартии и связи с нами по «шпионским делам». При этом «Стюарт» заверяет, что фамилии Ады он своей возлюбленной не выдал, хотя вообще го­ворил ей, что осуществляет связь с нами через одну женщину … Ада сообщает, что, согласно ее наблюдениям, поступок «Стюарта» объяс­няется несерьезностью и что он по-прежнему искренне и с вооду­шевлением работает с нами».
Сильное чувство, которое Маклин испытывал к Мелинде, он пронес через  всю свою дальнейшую жизнь. Будучи человеком серьезным и глубоко порядочным, Маклин не считал возможным связывать свою судьбу с женщиной, которая не знала бы, чему он решил посвятить свою жизнь.
10 июня 1940 года Мелинда и Дональд поженились, а уже 12 июня посольство Великобритании было эвакуировано из Парижа в связи с поражением Франции в войне с Германией. «Стюарт» вернулся в Лондон, чтобы продолжить работу в Форин офис, Ада уехала в Москву.